Беседа с путешественником Александром Волощуком

в заголовок_Восход на ЭльбрусеПутешественник, журналист и писатель, Александр Волощук за 13 лет объездил 44 страны, но только с 2013 года его путешествия приобрели особенный смысл и стали одиночными крестными ходами. Одному из них – крестному ходу, который прошел по Северному Кавказу, Средней Азии, Афганистану, Китаю и Тибету, – посвящена только что вышедшая книга Александра – «Восточный Крест».

А начиналось всё на Эльбрусе – причем на его вершине, где в 2011 году Александр впервые причастился Святых Христовых Таин.

– В 2011 году вы приняли участие в восхождении на Эльбрус, целью которого было совершение Божественной Литургии на его восточной вершине. Как это произошло?

– Я приехал на Кавказ, имея намерение совершить трехмесячное путешествие, – и очень хотел подняться на Эльбрус. Конечно, я понимал, что для этого необходимо специальное снаряжение, и естественно, у меня его не было – не будешь же летом тащить из дома пуховик, горные ботинки и так далее.

Таким образом освящается само место, бесы отходят, приходят ангелы

Но я знал, что в храмы часто приносят теплые вещи, и решил спросить там. Батюшка в Нальчике сказал, что у них ничего нет, но посоветовал в Тырныаузе – городке, который никак не минуешь по пути на Эльбрус, – обратиться к настоятелю храма, отцу Игорю, который «тоже любит горы».

Так я и сделал, мне помогли, я совершил одиночное восхождение, а спустя год отец Игорь предложил принять участие в православной экспедиции на вершину Эльбруса.

И я сразу же согласился.

Что запомнилось? – Сама необычность момента. Я понимал, что мы – первые люди, которые за всю историю восхождений на Эльбрус (а она к тому времени насчитывала 180 лет) совершат Божественную Литургию на его вершине, освятив этим самую высокую гору Кавказа.

Это было Божие благословение, что я оказался в составе той экспедиции. Для меня это было очень необычно. И очень важно. Мы шли втроем – батюшка, Витя Арчвадзе и я.

– К духовному смыслу этого мы еще вернемся, а пока расскажите о подъеме. Насколько тяжело он дался? А то это совершенно обыденно как-то звучит – «поднялись на Эльбрус и совершили Литургию».

– Это было тяжело. И хотя особых альпинистских навыков не требуется, это очень большая физическая нагрузка. А второй фактор – погода. На Эльбрусе очень переменчивая погода, и большинство сложностей связано как раз с этим.

Перед подъемом на саму вершину мы ночевали на высоте 4800 метров. Воздух на этой высоте такой разреженный, что от нехватки кислорода каждые полчаса просыпаешься, потом снова проваливаешься в полудрему, опять просыпаешься – такой «сон» длился часов четыре-пять, в два часа ночи мы поднялись, свернули палатки – и вперед.

При этом мы держали евхаристический пост – перед ночевкой поужинали и больше не пили и не ели.

Погода нам поначалу благоприятствовала. Был мороз – на этой высоте он всегда. А в пятом часу, когда мы были уже на высоте 5000 метров, начался восход.

Восход солнца в горах – это надо видеть. Одна часть горизонта светлеет, несколько раз меняет цвет, потом поднимается солнце и освещает то, что находится на противоположной стороне, потом в плотных слоях атмосферы появляется тень Эльбруса…

Мы поднялись на седловину между вершинами, немного отдохнули и двинулись дальше – к вершине. Уже начинался ветер. На вершину отец Игорь поднялся первым.

Мы долго искали место, где поставить палатку, – ветер был уже очень сильным, –поставили под защитой скал, и, когда начали готовиться к службе, было, наверное, уже часа три дня.

В это время все нормальные альпинисты уже должны быть внизу. Это вызвано правилами безопасности: спускаться в темноте намного сложнее, да и погода к вечеру меняется очень часто.

Два часа будет идти служба, час на сборы, скоро должно стемнеть, сильный ветер… И Витя предложил ночевать на Эльбрусе. Но как это – ночевать на высоте 5620 метров? Если на 4800 у нас была почти бессонная ночь, то что будет здесь? Мы решили этого не делать. Витя пожевал желваками, но смирился.

Ветер сразу прекратился. Небо очистилось от туч. И наступила тишайшая погода – на вершине Эльбруса!

Погода была ужасной: палатку едва не срывало, выл ветер. Но как только мы решили, что будем служить, произошло чудо – иначе я и сказать не могу.

Ветер сразу прекратился. Небо очистилось от туч. И наступила тишайшая погода – на вершине Эльбруса! Батюшка говорит: «Ну вот, видите? Это Божие благословение». А во время Литургии – прямо на «Милость мира» – и вовсе выглянуло солнце.

«Свершилось!» – я помню, сказал отец Игорь, когда Литургия закончилась. И у меня было именно такое чувство: произошло, свершилось.

И спускались мы при полном безветрии, фонари можно было не включать, потому что на небе ярко светила Луна, и это было совершенно необычно и не типично.

Фильм о Литургии на Эльбрусе:

– Многие этого не понимают. Я помню, мы писали, как епископ Иаков Нарьян-Марский освятил Северный полюс, – и тоже некоторым казалось, что это из ряда экстравагантных поступков епископов и батюшек. А как вы считаете, зачем нужно служить Литургию там, где ее никто не служил?

– Затем, что таким образом освящается само место, бесы отходят, приходят ангелы. Кроме того, если говорить о горах, то подъем – это подвиг. Чтобы совершить подъем, нужно совершить подвиг. Победить себя, свою немощь, преодолеть внутреннее борение. Это как длинная уставная служба в храме, только намного тяжелей: и бдение, и пост, и труд ради Господа.

Но и сами горы возводят мысли человека горе. Ты видишь созданную Господом земную твердь, видишь небо, которое над ней, – все чистое, прекрасное – и задумываешься о глубинном смысле многих вещей.

– И ваше следующее после Литургии на Эльбрусе путешествие стало крестным ходом, которым вы прошли по Средней Азии, Афганистану и даже пришли в Китай.

– Когда я начал воцерковляться, у путешествий появился другой смысл, и именно в 2013 году, когда я собрался осуществить давно задуманное путешествие, мне захотелось, чтобы это был крестных ход.

Получив благословение архиепископа Феофилакта Пятигорского и Черкесского – это было на премьере нашего фильма «Спасайся на горе», посвященного теме духовного подвига, – я отправился в свое путешествие. Его итоги описаны в моей новой книге «Восточный Крест».

Отец Игорь дал мне в благословение две иконы – бумажную Моздокской Божией Матери (все девять месяцев она была со мной в нагрудном кармане, на сердце) и «Игумения Святой Горы», которую я повесил на шею.

– Были ли у вас сложности, связанные с тем, что вы православный? Например в Афганистане?

– Ни в одной из восточных стран, в которых я побывал. Даже в Афганистане. Я путешествовал автостопом – в Афганистане он прекрасен. Это одна из лучших стран по качеству автостопа…

– Это означает, что вас сажают и радостно везут?

– Да. Для афганца помочь иностранцу – значит, совершить доброе дело, тем самым угодив Аллаху. Садишься в машину, первый вопрос: откуда ты? Второй всегда – о вероисповедании: «Муслим?» – «Нет!» – «А кто?» – «Православный христианин».

И сразу правую руку прикладывают к сердцу – это знак уважения и расположения.

– В какой стране в этом путешествии вам понравилось больше всего?

– Я проникся Таджикистаном. Даже определение «сказочное гостеприимство» для Таджикистана будет недостаточным – это фантастическое гостеприимство.

Они мусульмане, но у меня не было ни одного недоразумения. Мы когда-то жили в одной стране – они это очень хорошо помнят и с большим уважением относятся.

Замечательная страна, прекрасные люди – особенно памирцы.

– Не все прочтут вашу книгу, поэтому расскажите нам о какой-нибудь особенно яркой встрече или святыне, которая как-то легла на сердце.

– Самая памятная встреча произошла у меня как раз на Памире. Кишлак называется Шитхарв – он находится на границе Таджикистана и Афганистана. Человек, который меня подвозил, пригласил к себе переночевать. «Ты с Украины? – спросили меня. – О, а ты знаешь, что у нас в кишлаке уже много лет живет украинка?» Надежда Николаевна Занчирбекова – единственная, наверное, православная на весь район. И единственная украинка тоже. Надо было видеть лицо этой женщины, когда я пришел к ней домой!

Ты с Украины? – спросили меня. – О, а у нас в кишлаке уже много лет живет украинка…

Ей за 70 лет, и 42 года она прожила в Шитхарве – вышла замуж за памирца. Сама она ездила на родину, но за все эти 42 года я стал первым человеком с Украины, который побывал у нее дома. Даже родственники к ней не приезжали.

У нее висят иконы, она молится. Ближайший храм – в 500 километрах. Изредка она бывает в Душанбе, ходит там в кафедральный собор.

А если говорить о святынях, то их было немало, но почему-то мне вспоминается опять-таки Таджикистан, город Худжанд, бывший Ленинабад. Я останавливался там при храме Марии Магдалины. Настоятель – иеромонах Мардарий – предложил мне принять участие в очень интересной экспедиции. Недалеко от Худжанда находится городок Истаравшан. До 2000 года он назывался Ура-Тюбе. Там, на русском кладбище, похоронен епископ Суздальский Василий (Зуммер), умерший в декабре 1923 года в ссылке от туберкулеза. Именно он вместе с епископом Болховским Даниилом (Троицким) в мае 1923 года в городе Пенджикенте совершил епископскую хиротонию архимандрита Луки, будущего святителя Крымского. Никто не знает, где его могила. Мы ее тоже не нашли – только определили примерный квадрат кладбища. Совершили там панихиду.

– Прежде, чем мы с вами поговорим о вашем следующем путешествии – по Балканским странам и на Афон, из которого вы недавно вернулись, я бы хотела спросить вас о том, что произошло в промежутке, – о вашей встрече с отцом Феодором Конюховым.

– Это произошло в Свято-Алексеевской пустыни, где он часто бывает и куда я приехал специально на встречу с ним. Я позвонил ему, он проявил интерес к моей книге, и это стало причиной нашего знакомства.

– Скажите честно, волновались?

– Да! Но волнение сразу же прошло. Потому что он – совершенно простой человек. Бессребреник. У него ничего нет – только квартира-мастерская в Москве (он же еще художник, и очень неплохой).

Он немного рассказал о себе. Что он до 43 лет учился – закончил мореходку в Одессе, семинарию, штурманские курсы. Он с морем на «ты».

Когда мы начали говорить о книге, и я сказал, что хотел бы издать ее как можно быстрее, он ответил: «Никогда не спеши». Я это запомнил.

– И вот вскоре после этой встречи вы отправились на Балканы и на Афон.

– Сербия, Македония, Албания, Болгария, Греция – никогда доселе я там не был.

– Как раз в это время все заговорили о потоках беженцев, хлынувших туда, – о том, что это такой способ дехристианизации Балкан, которая происходит при помощи появления большого количества людей другого вероисповедания. Вот только на днях Предстоятель Элладской Церкви сказал, что, если беженцы останутся на Балканах, Балканы превратятся в пороховую бочку. Были ли у вас какие-то впечатления, с этим связанные?

– Были, и очень яркие, только не в Греции – я был не в той части страны, где много мигрантов, – а в Сербии. Сербия наводнена беженцами.

Я видел толпы беженцев, которые ходят по улицам Белграда. И помню слова одной бабушки: «То е велика беда»

Первое, что я увидел в Белграде, – драку, а вернее – избиение на железнодорожном вокзале двух сербов толпой этих беженцев. Сербы вступили в какой-то конфликт с тремя беженцами. Началась потасовка, один из арабов выбежал на улицу, кинул боевой клич, и в течение минуты сбежалось человек двадцать его сородичей.

Я видел толпы беженцев, которые ходят по улицам Белграда. И помню слова одной бабушки, которая продавала семечки возле вокзала. Она сказала: «То е велика беда». И в Сербии я это видел.

– А что вы видели в Болгарии?

– Там есть такой город – Габрово. Знаете?

– Еще бы! Все люди, которые помнят советские времена, знают город Габрово – там все шутят.

– Да, это столица болгарского юмора. Подобие Одессы. Там есть музей юмора. Я его посетил. В музее четыре этажа. И вот на четвертом этаже этого музея располагается так называемый зал греха. Там представлены репродукции икон и фресок болгарских храмов и монастырей, на которых изображены картины ада. Мучения человеческих душ в преисподней представлены в музее юмора. Это сложно понять: ад стал предметом юмора. В православной стране! Это очень горько было видеть.

– Юмор, наверное, тем и характерен, что, начав шутить, бывает трудно остановиться. Давайте теперь поговорим об Афоне. Вы ведь попали туда необычным способом.

– Я знал, что нужна афонская виза, которая называется диамонитирион, и рассчитывал ее получить в бюро паломников в Салониках. Приехал в Салоники в воскресение – там ничего, естественно, не работало. Дождался понедельника, отправился в бюро, нашел его, но оно опять оказалось закрытым – в Греции был какой-то праздник. А меня поджимал срок действия шенгенской визы.

И я решил больше не ждать и ехать в Уранополис. Приехал. Нашел и там бюро паломников, но пока я доехал от Салоник, от 25 евро, которые у меня были, остались 15. Правда, были еще доллары, но поменять их можно только через банк, а ближайший находился в пятнадцати километрах, а следующий день – среда, и опять праздник, и снова ничего не будет работать.

Но ждать я уже не мог. Разговорился с другими паломниками, спросил, есть ли другая дорога на Афон – сухопутная. «Нет-нет, – сказали мне, – только на катере, а если идти пешком, там граница, пограничники и колючая проволока».

Я не особо поверил в колючую проволоку, потому что Афон хоть и монашеская республика, как бы отдельное государство, но все-таки не до такой степени.

Купил карту, увидел тропы и решил идти. Было уже темно. Где-то я сбился с тропы, начались какие-то кусты, колючки…

Я потерял тропу, но выбрал направление – передо мной была гора высотой 506 метров, обозначенная на карте, а на ней вышка мобильной связи, и на этот красный огонек я и пошел, преодолевая такие буреломы, что передать не могу. Я чувствовал себя как нарушитель границы, государственный преступник, как шпион.

Шел и молился: «Пресвятая Богородица, прости меня! Прости, что таким вот образом я вторгаюсь в Твой удел».

Прошло несколько часов, трижды я преодолевал проволочные заборы – как оказалось, это были ограждения садов, – потом понял, что пора поставить палаточку, переночевал – и, проснувшись, понял, что я уже – на территории монашеской республики.

Собрался и снова пошел. Дороги там извилистые, грунтовые, была дождливая погода, идти было сложно. К вечеру того дня я дошел до Хиландара, побыл там часа полтора, зашел в храмы – но я знал, что без диамонитириона на ночь тебя ни в одном из монастырей никто не оставит.

На следующий день снова пошел дождь: обложной, затяжной. Наступило временное прояснение. Иду и вижу: стоит маленькая, фактически из фанеры, хибарка, а возле нее – монах. Он подозвал меня к себе. Оказалось, он серб, как раз из Хиландара.

Отец Василий был очень рад моему появлению. Я ему сразу сказал, что диамонитириона у меня нет, он рукой махнул: «Ты ж добре пришле!» – то есть «Ты же с добром пришел!» – и пригласил меня к себе, в эту хибарку, угостил квашеной капустой, чаем, печеньем. Я о себе рассказал, что смог, он – немножко о себе. Он из Ниша, там стал монахом и уже 18 лет подвизается на Афоне.

Условия у него аскетические. Хибарка эта имеет площадь не более шести метров, причем около половины этого пространства занимает иконостас.

Кроме икон в хибарке имеется небольшой топчанчик, на котором он спит, столик и стул. И всё. Даже печки нет. Рядом небольшой виноградничек – он за ним ухаживает.

Я рассказал ему, что путешествие мое закончится на Кавказе, о тырныаузском храме тоже рассказал, об убиенном отце Игоре Розине… И тогда отец Василий взял одну из своих икон – оказалось, это икона святой мученицы Параскевы Пятницы (Родители святой особенно почитали день страданий Господних – пятницу, поэтому и назвали дочь, родившуюся в этот день, Параскевою, что в переводе с греческого и означает Пятница– прим.ред.) – и сказал: «Вот, благословляю, отвези в этот город и в этот храм».

Икона старая – не знаю, сколько ей лет, но не менее полувека, – и я боялся, что будут проблемы на границах, но ни одна таможня ею не заинтересовалась.

И вот я ее привез. Но все в этом мире связано и все не просто так: когда я приехал в Тырныауз, оказалось, что за некоторое время до этого как раз по пятницам в нашем храме начали служить ночные богослужения – всенощные бдения, которые начинаются в два часа ночи и длятся до утра.

– Вы возвращались через Турцию. Где вы там побывали?

– Я проехал через европейскую часть Турции, очень маленькую – это всего 3 процента территории страны, – приехал в Стамбул, оттуда – на Черноморское побережье и вдоль него где шел, где ехал до самой грузинской границы. Стамбул я проехал транзитом, поэтому единственный православный храм, который был на моем пути, – это собор Святой Софии в Трабзоне. В свое время это был главный храм Трапезундской империи. Храм перестал действовать как православный в 1460 году – спустя семь лет после падения Константинополя. Турки храм не разрушили, и долгое время он сохранялся как памятник, и только в 2013 году храм был переделан в мечеть. Внешне это выразилось в том, что с купола убрали крест и поставили полумесяц.

– Внутрь вы, конечно, не заходили?

– Зашел – как не зайти. Всё переделано, под куполом – натяжной потолок; фрески, которые были снаружи храма, – сохранены, но пострадали лики – они сбиты. Внутри – кирпичные голые стены.

Резюме: турки ничего с нуля не создали, использовали, как и в Стамбуле, то, что есть. Интересно, что район города в Трабзоне, где находится храм, так и называется – Ая-София.

– И что вы почувствовали, глядя на всё на это?

– Вздохнул, помолился и продолжил путь. Спустя два дня после Трабзона я вернулся в православный мир и въехал в грузинские пределы. Автостоп в этой стране всегда был замечательным, и за два дня я ее пересек.

– Вернемся на Кавказ. Я видела маленький фильм о том, как вы служили молебен на горе, – он называется «Выше радуги и вертолета». Расскажите, как это – молиться выше радуги и вертолета.

– Всё мирское остается внизу. Ты видишь красоту, сотворенную Господом, и понимаешь, что многие вещи, которые мы в своей жизни считаем важными, на самом деле не так важны. Сложно передать это словами. Люблю Кавказ. Люблю эти горы – наверное, мне нужно было тут родиться. В 44 странах побывал, чего только не видел: Командорские острова, Красное море, Памир – но именно Кавказ стал тем местом, куда хочется постоянно возвращаться.

Кавказ стал для меня вторым домом. В этом году я в Тырныаузе провел гораздо больше времени, чем у себя в Чернигове.

– Хочу спросить вас и про Украину. Моя мама – ваша землячка, она родилась неподалеку от Чернигова, в Любече. Теперь русские и украинцы разделены, и дело, как вы понимаете, отнюдь не в государственной границе. Что можно сделать, чтобы мы снова стали не просто братьями, а как когда-то – единым целым?

– И не знаю, что можно сделать. То поколение, которое выросло сегодня на Украине, – те, кому 20–25 лет, – совсем другие люди. Вот в чем большая беда. Это уже не в человеческих силах, наверное, – изменить что-то. Кажется, что уже невозможно исправить неисправимое. Но Богу возможно всё. А чтобы Бог помог, нам нужно много молиться.

– Александр, последний вопрос – о том путешествии, которое вы задумали давно.

– Да, я намерен осуществить пешее путешествие-крестный ход вокруг Черного моря. Двигаться я буду против часовой стрелки, так, как обычно идет крестный ход; стартую в Херсонской области Украины и пройду через Румынию, Болгарию, Турцию, Грузию, Абхазию, Краснодарский край и финиширую в Крыму.

– Получается, что ваш маршрут идет по христианским землям – потому что Турция, это, конечно, христианская земля.

– Я очень люблю Турцию, я был там шесть раз, но мы должны помнить слова старца Паисия – о том, что турки заняли эту землю без благословения Божия.

– Не опасаетесь, что последние события нарушат ваши планы?

– Я буду идти с миром, и опасаться мне нечего. Я получил благословение на этот крестный ход и постараюсь его исполнить. И хотел бы, чтобы мой одиночный крестный ход послужил символом объединения христианских народов и земель. Сегодня повсюду происходят разделения. Но мы едины во Христе – нас объединяет Христос, и именно это я хотел бы напомнить своим крестным ходом.

Добавить комментарий