Введение

Я датский православный христианин, пришедший к убежденности в истинности христианской веры в Греции. В 2006 году я принял православие и крестился в Румынии.

В то время я жил в провинциальном городе довольно далеко от столицы Дании, Копенгагена, без каких-либо очевидных возможностей посещать православные Церкви. Но по счастливому стечению обстоятельств я узнал, что недалеко от моего района находится русский православный монастырь. Этот монастырь открыл мне путь к духовным практикам и утверждению в православной вере, а также помог мне, будучи в Дании, лучше узнать русских людей и их обычаи. В течение последующих девяти лет мне выпала честь духовного общения с несколькими русскими священниками. Каждый из них выделяется своей индивидуальностью и личными качествами.

Я также совершил несколько поездок в Россию, в частности в Санкт-Петербург, и мне стало особенно любопытно посетить Москву, так как мой опыт общения с московскими священниками открыл мне их глубокое духовное понимание того, как исповедовать православную веру.

В 2015 году, в течение Великого поста, в моей голове несколько раз, с перерывом в две недели, появлялось одно и то же слово – Владимир. Я помню, как я записал его с целью выяснить, что же это могло значить. Когда по прошествии пары недель я получил еще одно слово – Суздаль, то сначала подумал, что это название монастыря, но затем, обратившись к интернету, я выяснил, что оба эти слова являются названиями двух русских городов, расположенных очень близко друг к другу. Я подумал, что это не могло быть простым совпадением, и я должен был отправиться в Россию во время своего отпуска.

Через одного из прихожан нашего русского православного прихода в Копенгагене я связался с игуменом монастыря Золотниковская Пустынь, расположенного недалеко от Суздальского района. Он пригласил меня посетить Пустынь, чтобы приобрести духовный опыт, а также предложил помощь в планировании моего путешествия по России. Именно по просьбе игумена я и пишу это небольшое сочинение, посвященное моему опыту путешествия по России в качестве гостя из Европы.

Москва

Сравнительно низкая загруженность московского аэропорта Шереметьево удивила меня, так как Москва – это огромный город, где проживает почти 12 миллионов человек. Было воскресенье, и я увидел лишь очень малое число зарубежных туристов, большинство которых являлись выходцами с Дальнего Востока (регионы Северо-Восточной, Восточной и Юго-Восточной Азии). Помимо них, также было несколько итальянских туристических групп. Мне стало любопытно, связано ли такое малое число туристов с санкциями, которые наложили на Россию страны Западной Европы и США.

Из аэропорта на поезде-экспрессе я добрался до Белорусского вокзала, расположенного в центре города; там же находится и станция метро. Это первое впечатление от настоящей жизни в Москве словно открыло мне глаза. Я не мог поверить тому, что видел, и поэтому спрашивал себя – как такое может быть реальным? Большое количество людей направлялись во все стороны, но было что-то такое в атмосфере этого места, что заставило меня подумать, будто я попал в совершенно иной мир. Всё казалось спокойным, и я был словно окутан ярким светом со всех сторон. Хоть люди и выглядели занятыми, они не суетились, а перемещались размеренно и ритмично. Позже, когда я прибыл на железнодорожный вокзал Владимира, я едва мог поверить своим глазам: я смотрел на проходящих мимо людей, и казалось, что в их движении было присутствие Святого Духа (Иезекииль, 1:12). В конце своего путешествия, когда я вернулся в Москву и прогуливался по городу со своими друзьями, мне довелось увидеть некоторые из множества церквей и монастырей города, и тогда я подумал, что в этом и кроется объяснение такого умиротворения русского города — святая жизнь церквей распространяется на весь город, делая святым и его.

Разместившись в отеле, я спустился в ресторан, чтобы перекусить. Официанты выглядели довольно медлительными, они не торопили меня сделать заказ, и у меня создалось впечатление, что для них было важно не только принести мне заказанную еду, но и сделать так, чтобы я чувствовал себя комфортно и расслабленно. Стремление получить от меня как можно больше денег явно не было для них основным движущим фактором. Атмосфера была скорее ближневосточной, такой, которую не ожидаешь встретить в этих северных широтах; это напомнило мне о моих путешествиях в Египет и Белград, где царила схожая атмосфера. Такой образ жизни особым образом привлекает меня и побуждает узнать про него больше. Для меня это показатель жизни, наполненной такими положительными вещами, как здоровье, гуманность, щедрость, терпимость и пр., то есть жизни, где Бог занимает центральное место. Откуда же проистекает такой образ жизни, думал я. Наверняка русские унаследовали его от Византии. Но как тогда объяснить похожие черты образа жизни в Египте? Как он встраивается в эту систему? Если вспомнить о том, как израильтяне были взяты в плен более 4 тысяч лет назад в Египте, то можно ли это событие считать отправной точкой для развития там подобных, перенятых у израильтян жизненных установок, а затем уже их распространения среди греков, византийцев и, наконец, русских? На следующее утро в ресторане отеля свойственная такому образу жизни щедрость проявила себя во всей полноте посредством обилия и разнообразия блюд разных частей света, так что любой посетитель отеля, будь он из Европы или Азии, мог выбрать ту еду, к которой он привык.

Когда я спустился в московское метро, то заметил, что многие люди, как и на Западе, заняты своими телефонами; по моим подсчётам, около 40–50% людей в метро работали или играли с помощью своих мобильных телефонов, что совсем не отличалось от происходящего в западных странах. Но что меня удивило, так это ощущение мистической связи людей друг с другом, как будто все люди в метро представляли собой единый организм и в то же время оставались отдельными личностями. По возвращении в Данию, в результате наблюдений за людьми в аэропорту, у меня возникло впечатление, что все люди отделены друг от друга, каждый человек существует сам по себе, без какой-либо связи с другими людьми. Глубинное чувство одиночества на западе превалирует, что, судя по моим впечатлениям, совсем не свойственно Москве.

Очевидно, что Россия не представляет собой пример общества потребления, и жажда получать всё больше и больше не является основной движущей силой общества. Поэтому, спустившись в метро и увидев там огромное число людей, я задавался вопросом о том, чем же так заняты все эти люди. Чем они зарабатывают себе на жизнь? Если целью не является избыточное потребление товаров, то за счёт чего создаются рабочие места? И какого рода работа тогда существует? Андрей и его жена Марина, с которыми я приехал повидаться, рассказали мне, что Россия – страна, по большей части живущая на доходы от импорта таких сырьевых продуктов, как нефть, газ и пр. полезные ископаемые. Алексей, с кем я также беседовал на эту тему, рассказал, что на данный момент в России почти не осталось по-настоящему развитой промышленности и что большинство предприятий было закрыто по причине иностранного вмешательства, особенно со стороны США, после развала Советского Союза. Итак, недостаточно развитая промышленность и низкий уровень её производительности означают, что в России существует ряд проблем с предоставлением всех тех возможностей (в том числе и рабочих), которые существуют на западе.

Трудности перевода

В России, не зная русского языка, понять, как добраться из одного места в другое, оказывается довольно трудной задачей. Когда в самом начале своего путешествия на Белорусском вокзале я пытался найти ближайший вход в метро, чтобы добраться до своего отеля, я решил найти кого-то, кто говорил бы на английском и мог бы мне помочь. Я привык путешествовать за границей, и мне не составляет труда обратиться к кому-то за помощью, чтобы разобраться, куда двигаться дальше. Но в этот раз всё было иначе. Какое-то время я стоял и наблюдал за проходящими мимо людьми, но вдруг осознал, что мне не хватает мужества подойти к кому-то и отвлечь своими вопросами. Я будто ощущал невидимую стену, которую я не мог преодолеть. Вместо того, чтобы пытаться дальше узнать дорогу у прохожих, я стал бродить по округе в надежде найти вход в метро самостоятельно. Когда я, наконец, нашел вход, следующей задачей было выяснить, как купить билет – вся информация оказалась написанной только на русском. Вдруг рядом со мной возник нищий и попросил у меня деньги. Я воспользовался случаем и попросил его помочь мне с покупкой билета. В итоге у меня в руках оказался проездной, у него – немного денег, и мы оба были счастливы.

Позже в метро мне нужно было сделать пересадку, и мне снова понадобилась помощь. Рядом со мной стояли три молодых человека, и я обратился к одному из них, указывая на карте свой пункт назначения. Но юноши будто совсем не заметили, что им задали вопрос. Спустя секунд 30–40, они вдруг подали мне знак следовать за ними и стали показывать мне дорогу. Я не знаю, что именно произошло и что заставило их внезапно передумать, но мне показалось, будто они хотели увидеть мою реакцию, прежде чем решились меня проводить.

Эти два случая придали мне некоторую уверенность, и я стал обращаться к людям за помощью, но в каждом последующем случае реакция была точно такой же: сначала люди пытались избежать контакта со мной, чуть ли не отпугивая меня (как сотрудница аэропорта на паспортном контроле), но затем, когда они понимали, что я не отступлюсь, подбирали слова на английском и изо всех сил пытались помочь мне найти правильную дорогу.

Что всё это значит? Один из моих выводов заключается в том, что всё же стоит хоть немного подучить русский язык, приезжая сюда, иначе можно создать самому себе лишние трудности. Но также у меня создалось впечатление, что на человека с запада в России смотрят с некоторым предубеждением, будто это тот, кого нужно остерегаться, словно волка среди овец. Именно такое ощущение складывалось у меня чаще всего.

С другой стороны, русские произвели на меня впечатление людей, которым можно доверять. Я помню один случай в магазине во Владимире: я принёс на кассу килограмм яблок с наклеенным ценником после взвешивания на весах самообслуживания. Женщина-кассир взяла мой пакет, взвесила его снова и наклеила на него новую бирку с меньшей ценой. Она не хотела, чтобы я переплачивал, хоть это и была совсем небольшая сумма.

Похожий случай произошел со мной на автобусной станции Владимира. Я договорился с водителем о том, чтобы он высадил меня около Золотниковской Пустыни. Как я понял из расписания маршрута автобуса, дорога туда занимала около 50 минут. Поэтому, когда спустя 35 минут водитель автобуса вдруг предупредил, чтобы я приготовился к выходу, это меня крайне удивило. Я подумал: а не шутка ли это? Но мне ничего не оставалось, как выйти из автобуса и пойти по окруженной лесом дороге прочь от трассы. К счастью, водитель знал, что делал: спустя примерно 500 метров на моем пути возникли здания. Я пересёк поле, прошел мимо частных садов и огородов и, наконец, вошёл в монастырь, где две паломницы занимались огородом. Завидев меня, они коротко спросили: «Владимир — Суздаль?», и я подтвердил их догадку.

В России не все люди – верующие, но даже если часть из них не глубоко верующие, тем не менее православные традиции и ценности укоренились в народе достаточно глубоко. На третий день своего пребывания в Москве я отправился в Третьяковскую галерею, чтобы взглянуть на Владимирскую икону Божьей Матери. Это очень известная икона, дошедшая до нас со времён Византии. По пути я встретил Ольгу, женщину моих лет. Я попросил у неё помощи, чтобы найти дорогу в галерею. По-английски она не говорила, но очень хотела мне помочь, и мы стали общаться с помощью интернет-переводчика. Ольга оказалась человеком, который строго придерживается социальных правил и знает их очень хорошо. На входе в галерею она показала своё удостоверение, чтобы получить для нас скидку на входные билеты, а затем с её помощью нам удалось очень быстро сдать верхнюю одежду в гардероб. Уже в самом музее, указывая на разные иконы и рассказывая мне о них, она вдруг сказала, что ей всё это кажется немного старомодным, и спросила, не считаю ли я так же. Я не знал, про что конкретно она говорит и что ей ответить на это, но спустя несколько секунд Ольга открыла свой бумажник и показала мне маленькую икону Святой Ольги, которую она носит с собой. Таким способом она обозначила свою веру.

Оптина Пустынь и Суздаль

Андрей и Марина, упомянутые ранее, – пара, с которой я познакомился во время их визита в Данию. Они организовали для меня посещение знаменитой Оптиной Пустыни: двое их друзей – Миша, молодой компьютерный программист, и Таня, молодая медсестра, – предложили отвезти меня туда в свое свободное время. Миша вёл машину. Они оба любят посещать Пустынь время от времени. Миша не очень хорошо говорит по-английски, но Таня говорит на языке свободно и бегло. Первый вопрос, который они мне задали, был о причинах моего визита в русские земли. В ответ я рассказал им историю своего погружения в православие. Мы приехали в Пустынь спустя примерно четыре часа езды на машине. Перед непосредственным посещением монастыря я отправился освежиться, и, пока я умывал лицо и руки, стоявший рядом пожилой мужчина начал радостно приветствовать меня, будто привечая меня в обители. Хоть я и не вполне понимал его слова, на мгновение я ощутил, что мы оба испытываем одинаковую радость и волнение от встречи и от предвкушения посещения этого духовного места.

В Суздаль я приехал после того, как провёл два дня во Владимире. Большую часть времени я гулял по городу, любуясь впечатляющей средневековой архитектурой. Однако я был немного огорчен, так как чувствовал себя скованным в своем статусе туриста, из-за чего мои ожидания во многом не были оправданы. Я начал понемногу чувствовать себя одиноко и опустошенно, не занимаясь ничем иным, кроме прогулок по городу и осматривая достопримечательности, но не очень понимая суть того, что видел. Лучшее событие, случившееся со мной в Суздале, произошло, когда я зашел в один открытый действующий монастырь. Было раннее утро, и я решил принять участие в литургии и исповедаться. Помню, как по-ангельски прекрасно там пел женский хор. В церковной лавке я спросил, можно ли мне приступить к исповеди на этой службе, но меня не поняли, и спустя несколько минут ко мне подошла одна прихожанка и спросила, может ли она мне чем-нибудь помочь. Я объяснил ей свой вопрос, и, когда я подошёл к священнику, он был немного удивлён тем, что в храме оказался англоговорящий верующий. Священник извинился за незнание английского, но оказался очень добрым и понимающим, и общими усилиями мне удалось совершить исповедь. Когда я выходил из храма после литургии, я увидел ту женщину, что помогала мне с переводом с английского. Она подошла ко мне и протянула мне маленькую икону Богородицы. Этот жест меня очень тронул.

Золотниковская Пустынь

Во время автобусного переезда из Суздаля обратно во Владимир я получил сообщение из Золотниковской Пустыни, в котором говорилось, что там меня ждут и просят сообщить, когда я прибуду. В монастыре с самого начала со мной обращались как с членом семьи. Игумен Лазарь пригласил двух паломников, один из которых должен был помочь мне с переводом английского на русский и обратно.

После недолгой беседы мне выделили отдельную комнату. Всё было чисто, аккуратно и хорошо организовано. Мне было очень уютно и комфортно, и я чувствовал себя как дома.

В Пустыни я собирался пробыть семь дней, с субботы по субботу. Воскресным утром после литургии мы все вместе (прихожане и монахи) отправились на обед, согласно христианской традиции, которую можно проследить ещё с апостольских времен. После службы и обеда в течение оставшегося дня полагался отдых, и никто из монахов, кроме повара, не работал. День проводили все вместе за чаепитием, разговорами, трапезами, разделяя радостные минуты.

Игумен – центральная фигура монастыря, тот, кто связывает всё воедино. У меня создалось впечатление, что любое его действие всегда совершалось с определенной целью. Ничего не было случайно. Я бы сказал, что игумен обладает очень ясным сознанием. Это человек, которого любят и который ведёт за собой монахов и послушников с любовью. Мне показалось, что и про мою жизненную ситуацию он знал еще до моего приезда и искренне желал, чтобы мое путешествие и пребывание в монастыре принесло мне только самое лучшее. Пока я гостил в Пустыни, я убедился в этом, когда однажды, испытывая духовные трудности, мне не пришлось даже обращаться к игумену, как он уже не просто знал о моей проблеме, но и готов был дать мне совет касательно того, как эту проблему разрешить. И каждый раз в итоге всё выходило замечательно.

Человек с такими способностями, как у игумена, является ключом к пониманию духовной силы русской монашеской традиции. Если коротко, это называется духовным отцовством. Игумен представляет собой духовного отца и наставника, тогда как монах (или послушник) выступает в роли его духовного сына. В таких отношениях духовный отец берет на себя обязательство указать путь своему духовному чаду путь ко спасению, а духовный сын, в свою очередь, должен отвечать послушанием своему отцу. Авторитет духовного отца закреплен в его связи с Господом, через которую духовный отец и способен с уверенностью направлять своих послушников. Это не означает, что он сможет ответить на все вопросы, которые могут возникнуть, но можно быть уверенным в том, что, когда бы духовный отец ни говорил что-либо значимое, это идёт от Господа.

В течение тех семи дней, что я жил в монастыре, я участвовал в жизни Пустыни наравне с монахами, которые там обитали. Распорядок дня был следующим: в 5:30 я выбирался из постели под звон церковных колоколов, созывающих на службу к 6 часам утра. Утренняя служба шла 2–2,5 часа, а иногда и дольше, если это была праздничная литургия. После службы я работал в саду до обеда (в час дня), и этот обед был самой первой трапезой за весь день. Мы ели приготовленные овощи, хлеб и фрукты и пили воду и русский квас. Время на принятие пищи было ограничено и занимало обычно не более 15–20 минут. Пока мы ели, наш повар читал нам вслух отрывки из святоотеческой литературы или же из Нового Завета. После обеда каждый из нас продолжал работу до вечерней службы, которая начиналась в 6 часов, и завершался день ужином около 8 часов вечера.

Игумен уделял мне особое внимание как паломнику и гостю. Он наставлял меня, пока я гостил в монастыре, и стремился показать мне духовные сокровища и наследие этой части России. Одной из поездок, которую мы совершили вместе, было путешествие в Суздаль с целью увидеть все религиозные ценности, объекты и реликвии, о которых мне не удалось узнать во время своего первого визита в город.

Мы также совершили удивительное путешествие в город Ростов, который его жители называют Великим, связывая это с его духовным наследием. В тот день был праздник святых апостолов Петра и Павла. Этот день является церковным праздником, и он оказался единственным днём, когда мы питались молочными продуктами. По дороге в машине мы пели церковные гимны и песнопения, как и наставлял апостол Павел в своих Посланиях.

Сергиев Посад

На обратном пути в Москву я остановился в доме у одной русской семьи, где провел двое суток. Семья живет в красивом деревянном доме с огромным огородом, где выращивают овощи. Дом этот находится в Подмосковье, совсем недалеко от знаменитой Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом Посаде.

На шоссе меня встретил Алексей, хозяин дома – высокий мужчина со скандинавской внешностью (с голубыми глазами и светлыми волосами), который свободно говорит по-английски. Раньше он был успешным бизнес-управляющим в крупной российской компании, работающей с западными партнерами. Но затем случилось непредвиденное: Алексей обанкротился и впал в депрессию. Он стал чаще посещать церковь, и по Божьему промыслу стал духовным чадом одного из самых именитых старцев Москвы. Коренные перемены в его жизни произошли после того, как духовный отец Алексея посоветовал тому начать свое дело по производству печей, то есть в той области, где у Алексея не были ни знаний, ни опыта. С тех пор прошло 10 лет, Алексею удалось заново начать свою жизнь так, что она стала угодна Господу; дело Алексея помогло ему сохранить свое здоровье и здоровье своей семьи. Алексей заботится о своей жене и ребенке, но также и о трех взрослых мужчинах, живущих с ними под одной крышей. У каждого из них – своя комната. Все шестеро живут как одна большая семья. Они вместе молятся, ухаживают за огородом и домом, участвуют в строительных работах. Во время моего пребывания там мне стало совершенно ясно, что каким-то образом они все находили благо, проводя время вместе в таком единстве.

Моя поездка в Россию закончилась самым чудесным образом – посещением Троице-Сергиевой Лавры в день памяти Сергия Радонежского, одного из самых почитаемых русских святых. В тот день мне выпала возможность увидеть красоту русской церкви и ощутить благоговение русских верующих перед ней. В трех или четырех храмах попеременно шла литургия на протяжении всего дня, и везде было так много молящихся, что порой было трудно пробраться внутрь. Когда я, наконец, попал в один из храмов и услышал пение хора, увидел людей, будто замерших в благоговении, меня окутало ощущение единения, и я наконец ощутил величие Православной Церкви – сокровище, которое она получила в наследие от Византийской Империи. И в тот момент мне пришла на ум чудесная фраза одного из русских послов, которую тот сказал князю Владимиру после посещения службы в церкви Святой Софии в Константинополе в 987 году: «Не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом». Так оно и было.

Серафим, г. Копенгаген